заставил съежиться всю его свиту, затем присутствующие повскакивали с мест.
Комбриг лепетал что-то о плохих погодных условиях, о сбоях в системе ПВО, но его никто не слушал. То, что случилось, было чудовищно, это понимали все. Противовоздушная оборона страны не просто дала сбой, она просто не действовала! Двадцать второго июня 1941 года эта горькая истина подтвердилась. В первые три дня войны большая часть военной авиации СССР сгорела на земле, «сталинские соколы» так и не поднялись в воздух, а осенью асы Германа Геринга уже бомбили Москву.
…Берия угрюмо насупился и распорядился ехать в объезд по набережной. По пути он в который уже раз обдумал предстоящий доклад Хозяину. Его цепкий, изощренный ум искал в нем слабые места. И чем ближе было к Кремлю, тем больше возникало сомнений. Теперь уже донесение Зорге не казалось столь убедительными, а показания разоблаченного японского резидента – пустой дезинформацией, «липой».
Опять этот Зорге! В душе наркома поднялась волна раздражения.
Положа руку на сердце, и Зорге, и остальные коминтерновцы, мнившие себя истинными марксистами, давно уже вызывали у него глухую неприязнь, граничившую со злостью. В последнее время от них одни неприятности. Взять хотя бы то памятное заседание Политбюро, на котором его наркомат был обвинен в политической близорукости, а Коминтерн объявлен рассадником ревизионизма и оппортунизма… А за неделю до войны Сталин швырнул ему в лицо спецсообщение Зорге, в котором тот предупреждал о скором нападении фашистской Германии на СССР. Хозяин был в ярости, он ничего не хотел слышать. Информацию старого коминтерновского разведчика он назвал провокацией, фальшивкой. Правда, в тот день досталось не только ему, Берии, но и попавшему под горячую руку начальнику военного разведуправления Филиппу Голикову…
Неблагодарные твари! НКВД не жалело денег, теряло лучших своих сотрудников, чтобы спасти от фашистских агентов всех этих непримиримых борцов с империализмом. Здесь, в Москве, в самом центре, они получали лучшие квартиры, в то время как начальники боевых отделов ютились в бараках и коммуналках. Коминтерновцам выделяли спец-пайки и назначали денежное довольствие, о котором не могли и мечтать даже сотрудники центрального аппарата, а им все было мало! Погрязли в склоках за «хлебные места», такие, чтобы непременно рядом с вождями, засыпали жалобами ЦК и в довершение всего, набравшись наглости, стали поучать, как надо строить социализм.
Отыскались на нашу голову советчики! У себя революции просрали, а туда же! Иуды! При одной мысли о перебежчиках – Кестлере, Райссе, Кривицком и Люшкове – Берия задохнулся от негодования. Твари! Смылись за границу и поливают грязью страну, клевещут на органы. Опергруппы НКВД с ног сбились, выполняя приказ Хозяина раз и навсегда раздавить ядовитых гадов.
Не лучше и те, что остались. В президиумах славят Хозяина, а на кухнях перемалывают ему кости. Идиоты! Забыли, что ли, что у нас и стены имеют уши? Договорились, голубчики! Самые языкатые уже сидят на нарах. Пусть теперь каются, что планировали покушение на самого товарища Сталина!
Самые хитрые устроились под крышей Коминтерна, служат и вашим и нашим, но органы не проведешь, всех вас на чистую воду выведем!
Зорге… Мысли Берии снова возвратились к разведчику. Мерзавец, засел в Японии и нос не кажет, ходит в лучших дружках с фашистским послом Оттом, спит с его бабой, да и не только с ней, а нам пудрит мозги, что использует их как «крышу». Ладно, хрен с ними, с бабами. Под юбкой, кроме триппера, ничего не поймаешь, другое дело – пописывать статейки в эту паршивую газетенку «Франкфуртер цайтунг» и слать донесения Шелленбергу. Тронь его, так удостоверит, что это Артузов[11] разрешил ему подставиться на вербовку и даже закончить нацистскую спецшколу. Правильно Артузова в тридцать седьмом прижучили. Нет, брат, шутишь, этим врагом народа, как бабой, не прикроешься. От пули тебя спасает пока только то, что сведения из Японии нам позарез нужны. А тут уж мы их рассортируем, разложим по полочкам.
На подъезде к Кремлю снова завыли сирены воздушной тревоги. Фашисты возобновили налет. Машина проскользнула в темный проем Боровицких ворот, проехала еще немного и остановилась у подъезда. Берия прижал к груди папку и почти бегом поднялся по ступенькам. В коридорах было безлюдно, только охрана стояла на своих постах. На повороте он столкнулся с Власиком, который предложил спуститься в убежище.
Дверцы лифта за их спинами тихо захлопнулись. Кабина бесшумно скользнула вниз и мягко остановилась. Они вышли, и в нос ударило свежим запахом краски – строительство кабинета-бункера закончилось несколько дней назад. Этот бункер предназначался для Хозяина. Здесь все до мелочей напоминало интерьер его любимой «Ближней дачи» в Кунцеве.
В приемной их встретил Поскрёбышев, человек совершенно незаменимый для Сталина. Особым сектором ЦК (Секретариатом) он заведовал еще с 1928 г. Работу этого сектора не могло контролировать даже всесильное НКВД. Правда, самого Поскрёбышева пощипали. В 1939 году за связи с троцкистами посадили его вторую жену Металликову Брониславу Соломоновну. Александр Николаевич хлопотал за нее, но добиться освобождения не удалось. Сталин как бритвой отрезал:
– Я в дела НКВД не вмешиваюсь. Органы без вины никого не сажают.
И все же, несмотря на чудовищный удар (на руках у него остались две дочери-малолетки; одна из них, Наташа, родилась за год до ареста матери), Поскрёбышев надежно оберегал тайны Вождя. Как никто другой, он умел угадывать тайные мысли и желания Сталина, а доведенная до совершенства работа секретного аппарата ни разу не дала сбоев. Вне контроля не оставался никто – ни народный комиссар, ни начальник задрипанного участка в глухой сибирской тайге, все указания Вождя выполнялись беспрекословно и точно в срок.
В редкие минуты благодушия Хозяин называл своего секретаря «наш самый главный». В этой шутке была доля истины, и поэтому Берия, поздоровавшись, попытался разговорить секретаря, чтобы узнать о настроении Вождя. Но тот скупо и безэмоционально кивнул в ответ круглой, как бильярдный шар, головой и коротко сказал:
– Подождите. У него сейчас Жуков. – После ареста жены Поскрёбышев старался избегать разговоров с наркомом.
В дверях приемной появился запыхавшийся офицер и сообщил, что бомба угодила в здание Арсенала на территории Кремля, расположенное между Никольской и Троицкой башнями. Власик чертыхнулся и вместе с офицером кинулся клифту.
Дух у наркома окончательно упал. Он суетливо кружил по приемной, бросая время от времени взгляды на закрытую дверь кабинета. Жуков… Опять этот Жуков… Берия с трудом подавлял нарастающую волну раздражения. Впервые они схлестнулись, когда органы разоблачили изменников среди командования Белорусского военного округа. Жуков, тогда заместитель командующего, осмелился встать на защиту предателей из 3-го и
